— Нет, я…
Рональд молча шагнул к ней, поднял со стула и потащил за собой. Его недовольный вид лучше всяких слов говорил о том, что запасы его ангельского терпения подходят к концу и никаких истерик он не потерпит. Рональд почти втолкнул Оливию в комнату на втором этаже и захлопнул дверь.
После того как ее ярость слегка поутихла, Оливия была вынуждена признаться, что Рональд отвел ей роскошные апартаменты. В обстановке комнаты чувствовалась женская рука.
Его бывшая жена? Мать? Никакой разгадки: ни фотографий, ни личных вещей, все стерильно, словно неизвестный дизайнер только что сделал свое дело и убрался восвояси. Этот стиль, скорее всего, понравился бы матери Оливии. Джил обожала тяжелые портьеры на окнах, антикварную мебель и обилие дорогих безделушек…
Впрочем, хрупкая Джил с ее манерами вдовствующей королевы идеально вписывалась в такой интерьер. Оливия с вожделением смотрела на огромную кровать под пологом, поскольку валилась с ног от усталости и переживаний.
Но еще больше ей хотелось принять душ, и поэтому она отправилась в ванную, роскошь которой удачно дополнялась функциональностью и удобством современной сантехники. Да, Рональд Даррелл явно не бедствовал, раз мог позволить себе подобную пышность в этой глухомани. Приняв душ, Оливия проверила надежность запора двери: изо всех сил подергала ее ручку в разные стороны, и только после этого с удовлетворенным вздохом залезла на огромную кровать. Она уснула, едва ее голова коснулась подушки, и тут же — как ей показалось! — проснулась от легкого стука.
— Сеньорита Стюарт…
Услышав женский голос, Оливия сползла с кровати, завернулась в простыню и приблизилась к двери. Приоткрыв ее, она обнаружила в коридоре женщину с подносом в руках.
— Доброе утро, сеньорита Стюарт. Я принесла вам завтрак.
Оливия посторонилась, пропуская женщину в комнату. На подносе стояла большая кружка изумительно пахнувшего кофе, тосты, джем и масло.
— Спасибо, но, право, не стоило приносить завтрак сюда… — пробормотала она.
Женщина постелила на изящный столик белоснежную салфетку и поставила на нее поднос. Потом она повернулась к Оливии.
— Меня зовут Лаура, я веду хозяйство в доме сеньора Даррелла.
На вид Лауре было чуть больше пятидесяти, в ее черных волосах проблескивали серебряные нити, но выглядела она прекрасно и легкая полнота ее совершенно не портила.
— Доброе утро, сеньора Лаура. Я Оливия Стюарт, э-э-э… дочь Патрика О'Хара.
— Очень приятно, но зовите, пожалуйста, меня просто Лаурой. — Женщина так очаровательно и тепло улыбнулась, что Оливия просто не могла посчитать грубостью следующий вопрос. — Я могу узнать, почему у дочери Патрика другая фамилия?
— Дело в том, что в двухлетнем возрасте меня удочерил второй муж мамы, Джэсон Стюарт.
— Хорошо. — Лаура кивнула, то ли выражая удовлетворение тем, что Оливию удочерили, то ли тем, что она получила ответ на свой вопрос. — Если вы хотите еще что-нибудь, кроме кофе и тостов…
— Нет-нет, — поспешно отказалась Оливия, — этого достаточно.
— Сеньор Даррелл ждет вас после завтрака внизу. Приятного аппетита.
Луара тихо выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь, а Оливия рухнула на кровать и откинулась на подушки. Рональду придется ждать ее долго… Потому что ее промедление будет маленькой местью за все, что он заставил ее испытать. О, это будет только начало. Она представит ему такие капризы, что жизнь покажется ему адом и он не раз пожалеет, что заставил ее приехать в свой дом! Она отыграется по полной программе на этом наглом мужлане, она…
— Сеньорита Стюарт, если вы не спуститесь через десять минут, я выломаю дверь и лично приволоку вас в гостиную.
Оливия метнула подушку в сторону двери, из-за которой раздался голос несносного Даррелла. При этом она едва не перевернула поднос с кофе на постель. Подушка не произвела никакого грохота, но позволила Оливии выплеснуть ярость. Не то чтобы она испугалась угрозы — она просто знала, что Рональд способен поступить так. Поэтому Оливия старалась не слишком задерживаться сверх оговоренных десяти минут. Она умылась, причесалась, глотнула кофе и отправилась на «битву». Будет ли она последней или так ей придется начинать каждый прожитый здесь день?
Рональд ждал ее в гостиной и выглядел так, словно он всю ночь провел на ногах либо всю ночь пил… Лицо осунувшееся, глаза покраснели. А еще он выглядел очень мрачным.
— Доброе утро, — поздоровалась Оливия, но Рональд взглянул на нее так хмуро, что она тут же поняла: это утро вовсе не доброе.
— Уже почти полдень, сеньорита.
— Вы всегда так оптимистично смотрите на жизнь?
— Что вы имеете в виду?
— Теорию полупустой бутылки, — невозмутимо ответила Оливия, и правая бровь Рональда взметнулась в безмолвном вопросе. Она охотно пояснила: — На полупустую бутыль смотрят два человека. Пессимист думает: осталась всего половина, а оптимист — еще половина!
— Какое отношение это имеет ко мне? — Рональд прищурился.
— Вы смотрите на жизнь с позиции пессимиста и не хотите видеть хорошего в моем позднем пробуждении.
— А оно есть, это хорошее?
— Если вы сейчас в таком настроении, трудно даже представить, в каком состоянии вы встали. Вряд ли вам было бы слишком приятно мое общество с раннего утра. Да, хочу еще вас предупредить, что согласно исследованиям американских психологов ворчание и мрачное расположение духа в тридцатилетнем возрасте заканчивается вконец испорченным нравом. Если вы не измените свою жизненную позицию, то вскоре ваши домочадцы разбегутся, и вам придется коротать старость в одиночестве.